МАЧО ЕЕ ЖИЗНИ

АА

АНАСТАСИЯ АЗБУКИНА

- Мой папа умирает. Я это точно знаю…
Она снова посмотрела на часы. Без четверти семь. Будильник прозвенит без десяти. Можно было еще целых пять минут прятаться от зимы и предстоящего дня под одеялом…

Первые воспоминания, связанные с ним, отпечатались в альбоме  ее жизни очень рано. Он всегда говорил о Нате как о мальчике, пытался научить ее мастерить, брал  с собой на футбол, и при этом глубоко уважал в ней «девочкины гены».
Жили они тогда на юге в маленьком глиняном домике и большом дворе, заросшем виноградом и цветами. Именно так, двор и дом составляли единое целое, огромный и единственно доступный на тот момент для нее мир. Две комнаты, в которых жили родители, Ната, бабушка, коты и собаки, запомнились ей очень крохотными. Рядом была беседка, которую родители Наты до поздней осени использовали, как спальню и гостиную. Обычно, здесь по вечерам собирались гости. «Женька – сатирик и выдумщик» - так говорили о нем друзья.

До самого утра собравшиеся болтали, танцевали рок-н-ролл, пили южное вино и, наверное, любили друг друга.   Почему «наверное»? Ната тогда была слишком мала, чтобы замечать это. Позже, рассматривая фотографии тех времен,  мама говорила:
- Эта красавица – Надя. Она была влюблена в Генушу. А он женился на Ленке.
 А Ната  знала, что тетка Ленка грубиянка и уродина и, женившись на ней, дядя Гена запил.
- А это – французики.
Две супружеские  пары - потомки русских эмигрантов, которых так замучила ностальгия, что поверили в искренность слов Советского правительства, и вернулись из Франции на Родину. Что с ними было дальше – лагерь, тюрьма, унижения. Фотографии по сей день хранят молодость и тайны этих людей.

Один из первых магнитофонов, который появился у папы, был сделан его руками. Он работал только с помощью проигрывателя для пластинок. Кассеты были крохотными, меньше сегодняшних дисков, но на них прямо с приемника!!! записывались голоса Элвиса Пресли и Глена Миллера. Качество записи можно легко себе представить, если на коротких волнах поймать какую-нибудь станцию, например, из далекой Новой Зеландии. Но этого никто не замечал. Песни знали наизусть и нонстоп танцевали под хриплый эротический  голос Луи Армстронга.

В соседнем квартале располагался местный зоопарк. Детишки, которые жили по соседству, знали всех «жителей» зоо, знали все новости: кого привезли новенького, кто захворал, у кого пополнение. Можно сказать, что дети воспринимали этот маленький оазис, как часть своей жизни. Двухмесячному Олененку нужно было отнести соску, пеликан ждал их, чтобы поиграть в «догонялки», китайский кабанчик просто был общим любимцем. Каждому найденышу из леса можно было рассчитывать на вкусный обед и заботу. Весь молодняк и безобидное зверье выходили погулять  из клеток, чтобы пообщаться с посетителями. Ночью Ната засыпала под рев льва и крики павлина. Такая атмосфера царила в те ночи, когда ее папа танцевал танго с красотками из южного города.

Он хорошо плавал. Теперь уже, когда папа болел, и они пришли в поликлинику за помощью, доктором оказался старинный его знакомый. Он тихо сказал Нате:
- Я помню, Женя был такой красивый мужчина. Он приходил на речку и переплывал ее несколько раз. Не отдыхая. Его никто не мог переплюнуть.

То, как  папа научил Нату плавать за один день, да что там, за полчаса, для нее до сих пор загадка.  Нате тогда было 11 лет. Друзья, которые были старше ее, плавали далеко к буйкам и там-то, так ей казалось, начиналась настоящая подростковая жизнь.  А она сидела в это время с малышами по колено в воде. Похоже, что папа понимал ее несчастье.
- Ну что, поплыли?!
Ната не раздумывала ни секунды. Уже в воде она поняла, что значит «поплыли». Целью были те самые желанные и запретные буйки. Ната так верила во всемогущество отца, что просто поплыла…

Третий месяц, как она не видела отца. Последние встречи с ним вызывали в ее сердце боль. Смерть матери изменила его до неузнаваемости. Еще несколько лет назад Ната думала:
- Уж кто-кто, а папа закален на все случаи жизни. Трудно будет если останется один, без жены. Но его самостоятельность всегда поражала окружающих. Может подружку себе найдет…

Даже ей, дочери, было понятно, что он до сих пор нравился женщинам. Ничего, что уже возраст. Папа никогда не болел, сколько Ната его помнила. Два раза гриппом и однажды какая-то гадость была с надкостницей.  Делали даже маленькую операцию. Но разве это болезни? Так себе, норма. Поэтому, Нате легко было его представить лет через 10 постаревшего, но бодрого и легкого в движениях. Он был привлекателен и изящен, даже в свои 75. Сказывались занятия спортом и  порода. Он был мастером спорта по плаванию, и семейная легенда говорила о княжеской крови по линии его матери.

Его жена умерла в осенний солнечный день. Нате казалось, что он ничего не понял. Отец был похож на ребенка, который старался выглядеть взрослым. Он не плакал, мешал всем своими разговорами, пытался читать книжки. Вообще делал вид, что ничего особенного не произошло. Только в глазах исчезла взрослость. Утром на похороны он надел свой лучший костюм с орденами и медалями. Вел себя мужественно и достойно. В ресторане поминали не долго. После третей рюмки папа сказал:
- Всем спасибо. Ладно, я пошел домой. А то вдруг жена уже вернулась, а меня нет. Ключи ей не оставил.
Все так и застыли.

Так и жил он свои последние два года постаревшим мальчиком, которого мама оставила на каникулы у соседей. Все было как всегда, а потом раздавался телефонный звонок, и Ната слышала в трубке голос отца:
- Мама у тебя? Ушла, не сказав куда. Я жду, не обедаю.
- Папа, ты, что ничего не помнишь? Мамы – нет. – Глотая слезы, Ната пыталась отца  уговаривать.
- Что не помню? Все помню. Мама умерла….. А не знаешь, когда вернется?
Объяснять было бесполезно и горько. С кладбища он спешил домой, а вдруг она вернулась? Это была история осиротевшего Ромео, обалдевшего от одиночества, сильного мужчины. Потом он стал уходить из дому по ночам, чтобы сесть на поезд и уехать в город, где они познакомились. Вдруг она там? Таксисты уже знали Нату. Иногда в поисках отца, они колесили по городу не один час. Однажды, они нашли его сидевшим на пивном ящике возле привокзального магазина.
- Что ты здесь делаешь, папа? – в сердцах спросила она.
- Жду утра. Утром будет поезд в Симферополь  – очень душевно с улыбкой ответил отец. У него была надежда и цель. Это был единственный момент после смерти жены, когда он был умиротворен и счастлив.

Потом стало совсем плохо. Папа стал жить в единственном мире ожидания встречи с женой. Все остальное его раздражало. В дневное, а иногда и ночное время, он ходил от одного места к другому, там, где они когда-то жили или бывали вместе. В конце концов, Ната стала опасаться за его жизнь. А иногда и за свою, т.к. агрессия с его стороны была не предсказуема и она откровенно не справлялась с ситуацией. Это ее ранило вдвойне. Папа никогда прежде не повышал голос. Ни на кого. Не говоря уже о рукоприкладстве. Консультации с врачами – отдельный фильм ужасов. Вывод – ЭТО не лечится. Дальше будет только хуже. Так папа оказался в больнице для не совсем нормальных, а вернее, совсем ненормальных мужчин. Вчера позвонили и сказали, что Ната может проведать отца. Это был первый раз и она очень волновалась. Еще с вечера купила для него какие-то сладости. Папа был сладкоежка.
Утром, ожидая звонка будильника, Ната вспомнила последние два года, и ее сердце сжалось от жалости к отцу и стыда к себе.
- Не смогла справиться. Надо забрать его домой. А кто будет с папой, когда я ухожу на работу? Что будет, если он в третий раз забудет зажечь спичку, когда включает газ и вылетит не пол стены у соседей, как прошлый раз. А целый дом с людьми? Что будет, если его собьет машина, когда он и днем и ночью ходит среди движения машин через весь город?
- Но он там оторван от дома, меня. – В сотый раз проговаривала в уме Ната одни те же за и против.

Наконец, прозвенел будильник, и Ната рванула на кухню ставить чайник.
Директор больницы два дня назад сообщила ей, что сегодня из города будут забирать нового больного, и Ната могла бы приехать на свидание к отцу. Больница находилась далеко за городом.
- Кажется, он начал привыкать, - говорил ей вчера в трубку мягкий голос женщины имеющей жизненный опыт.
Ната никогда ее не видела. Но много слышала об Ирине Викторовне. Она была известным человеком в своей области. Справилась с тяжелой болезнью. Говорят, был рак. При этом, двадцать пять лет бессменно являлась директором больницы, где лежал отец. Это было дело всей ее жизни. За своих пациентов Ирина Викторовна стояла горой и относилась к ним как к членам семьи. Опять же по слухам, она даже ночевала в своем кабинете.
Ехали они машиной, которая раньше была в парке «скорой помощи». Теперь же она была свежее выкрашена в зеленый цвет холода и неуютности. Новый пациент лежал на носилках в салоне машины. Был отцовского возраста и, видимо, имел те же проблемы. Ната сидела на переднем сидении между водителем и санитаркой. Она чувствовала, что воспринимается ими в качестве гостя, и они хорошо знают ее историю. Ната смотрела за окно, где снег лежал до самого горизонта, и лучи солнца ярко красными пятнами перебегали от сугроба к сугробу. Тридцатиградусный   мороз чувствовался глазами. В кабине было тепло, и по радио с треском звучала песня Анни Леннокс “Sweet dreams”.
- Все условия для классических экзистенциальных откровений, - думала Ната – Сартр и Камю не упустили бы такого случая…

Красота зимнего утра, щемящее чувство расставания с ролью дочери, которая с детства чувствовала заботу отца, присутствие незнакомых людей, разговаривающих о повышении цены на газ… Пазлы складывали в ее пространстве абсолютно новую реальность, и она судорожно осознавала себя в новой картинке.
- В конце концов, наш мир – это только проекция нашего ума, - ухватилась Ната, за спасительную фразу.

Через семь дней Нате позвонили из больницы:
- Ваш отец умер, примите наши соболезнования…

ОКТЯБРЬ 2011, ВАРШАВА